По этому поводу уже написано много статей – в интернете и не только. Поэтому я не стану переписывать его биографию и даже не стану говорить, как я люблю его книги – это было бы общим местом. Я не знаю людей (из моего окружения), кого бы не увлекали в детстве / юности его рассказы, повести, а позже, повзрослевших, романы.
Википедия приводит цифры общего тиража изданных в СССР за 1918—1986 годы книг писателя: 77,153 млн. экземпляров! Он был самым издаваемым американским писателем, но всё равно его книги невозможно было купить, так быстро они расходились в магазинах. Я уж не говорю про подписку на его собрание сочинений. Это была голубая мечта моего детства, которая так и не воплотилась в жизнь. Что, конечно, не помешало воспользоваться библиотеками моих более везучих друзей. (В «моё время» и вода была мокрее, и книги покупались, чтобы их читать самим и давать читать друзьям).
Так вот. Не пересказывая Википедии и другие статьи, я хочу рассказать вам о Джеке Лондоне его собственными словами. Нет, это не автобиография. Это строки из его «Мартина Идена». Никто не сомневается, что этот роман биографичен. В первой главе, автор описывает своего героя, и мы имеем полное право предположить, что именно так он ощущал / видел себя. Была ли тут некая идеализация? Быть может. Но сознаемся сами себе, что между тем, какими мы видим себя сами, и тем, какими кажемся окружающим, – дистанция огромного размера. Однако можно поспорить, кто в данном случае прав, а кто ошибается ))).
Вот таким видел Мартина Идена – самого себя в юности? – Джек Лондон.
«Был у него дар понимания, проникновения; и хотя чувствовалось, что ему сейчас отчаянно не по себе, дар этот ни на минуту не изменил ему. Он опять вытер лоб, осмотрелся, и теперь лицо уже было спокойно, только взгляд настороженный, словно у дикого зверя, когда он чует ловушку. Оказавшись в незнакомом окружении, со страхом думая, что же будет дальше, он не понимал как себя здесь вести, ощущал, что ходит и держится неуклюже, боялся, что каждое его движение, и сама его сила отдает все той же неуклюжестью. Был он на редкость чуток, безмерно застенчив, и затаенная усмешка во взгляде Артура, брошенном поверх письма резанула его как ножом. Он заметил этот взгляд, но виду не подал, ибо в ту науку, которую он превзошел, входило и умение владеть собой. Взгляд, этот ранил его гордость. Он клял себя за то, что пришел и, однако, решил, что, уж раз пришел, будь что будет, отступать он не намерен. Лицо стало жестче, глаза сверкнули воинственно. Все примечая, он спокойнее огляделся по сторонам, и в мозгу отпечаталась каждая мелочь красивого убранства этой комнаты. Ничто не ускользнуло от его зоркого взгляда, широко раскрытые глаза вбирали окружающую красоту, и воинственный блеск в них уступал место теплому сиянию. Он всегда чутко отзывался на красоту, а тут было на что отозваться».«Он оглянулся на приятеля, читающего письмо, и увидел на столе книги. В глазах тотчас вспыхнула тоскливая зависть и жадность, точно у голодного при виде пищи. Враскачку он двинулся к столу и вот уже любовно перебирает книги. Скользит глазами по названиям, по именам авторов, выхватывает обрывки текста, – ласкает том за томом и руками и взглядом…»
«В этом мускулистом парне таилась безмерно ранимая чуткость. Стоило внешнему миру задеть какую-то струну в его сознаний – и все мысли, представления, чувства тотчас вспыхнут, запляшут, точно трепетное пламя. Был он на редкость восприимчив и отзывчив, а живое воображение не знало покоя в беспрестанном поиске подобий и различий».
Вот именно таким он всегда будет всплывать в моей памяти.
P.S. А ещё, мне кажется, что именно таким должен быть настоящий писатель – чутким к миру.
P.P.S. Перечитайте «Мартина Идена».
